Последний раз дневник я вёл ещё когда ходил в школу, а было это очень давно. Тогда я любил жаловаться на жизнь, писать о смерти и петь дифирамбы гению Тило Вольфа. После того, как я оказался многократно кинут первой влюблённостью, я сильно изменил взгляд на мир, решив перестроить себя. Я был отчаянно романтичным жизнелюбом, но мои суицидальные и меланхоличные тенденции, отточенные многочисленными неудачами на разных фронтах, и урождённой предрасположенностью, взяли вверх. Она была человек жестокий, эгоистичный, самовлюблённый. В общем, типичный подросток. Я стал её жертвой, и она периодически возвращалась оживить дефибриллятором мои старательно задушенные чувства. Лишь взяв себя в руки и переписав всю жизненную философию, я поставил в приоритеты факты и логику, а не чувства. Я стал Споком и вытащил себя из трясины. Через пару дней я попал в другую – но этой я был рад, и я остался в ней по сей день.
В знак новых времён я переписал свои музыкальные интересы, оставил символику готики и взял курс на более положительный взгляд на вещи. Но время даёт знать, что то, что внутри нас, рано или поздно возвращается. Моё мировоззрение осталось прежним.
Именно поэтому я не могу писать ничего, когда у меня хорошее настроение. Чем мрачнее, беспросветнее и тоскливее состояние, тем больше меня манит творить. Жаль только, что творец из меня никакой. У меня совершенно нет способностей к рисованию, как бы я ни хотел ими обладать. Как писака, у меня были работы, но все они в итоге недостаточно хороши, чтобы я допустил их к обозрению. Мой творческий пик пришёлся на четырнадцать-пятнадцать лет, когда я творил одно за одним фаталистские произведения с непременно печальным концом. Я совмещал в себе Кафку и поэзию По, и получался жуткий фьюжн, способный выйти только из-под пера тинэйджера и угодить только ему же.
Ностальгия – опасное чувство, но им пропитано пока что всё, что я пишу. Это очень человеческое чувство, но оно является наркотиком, который держит нас в одном, очень нехорошем, положении. Оно же вызывает неполную память, когда мы помним только позитив, а то и вовсе надумываем его. В масштабах одного — это не страшно. В масштабах нации — конец.