Я
Смерть – это не финишная прямая. Это – стартовая полоса. Жизнь – это марафон. Мы начинаем с неё – с полосы. Мы проделываем круг и возвращаемся туда, откуда начали, только теперь полоса превратилась в финиш. Мы начинаем из ничего и возвращаемся к ничему.
Эта радостная мысль посетила меня впервые, но она едва ли отличалась от сотни других, промелькнувших в моей голове в последние годы. Кто-то бы сказал: «Это эмо какое-то». Если бы кто-то слушал. Если бы на дворе была середина нулевых.
Но никто не слушал. Я был один. Я мог быть клише, я мог быть эмо (а что, собственно, зазорного?) или готом. Я мог быть кем угодно – это моя прерогатива. Единственная прерогатива одинокого человека заключается в том, что он может быть кем угодно. Всем всё равно. Он даже может долго и детально рассматривать свои мысли, а затем переписывать их – и их анализ – на бумагу, причём от первого лица.
Никто не будет возражать.
Он
Эн уставился на ослепительный экран монитора, освещавший всю комнату. На нём был один текстовой документ – его документ. Дневники – ещё одно клише, которое он мог себе позволить. Дневники Эн вёл с детства, но всегда – для публики. Но «настоящий» дневник – только для него – он так и не завёл. Эго, наверное. Ощущение бессмысленности. Зачем писать, зачем жаловаться, если никто, кроме него, не услышит. Самое бессмысленное занятие, которым можно заняться. Как-то он поделился своими мыслями с давней подругой по сети. То ли в шутку, то ли нет, она посоветовала ему не пытаться завести классический бумажный дневник, а просто писать в текстовой документ на компьютере. Как блог для одного человека. Жизнь на хард-драйве.
Эн выключил компьютер. С каждым днём он включал его всё реже и реже.
Я
Я не сержусь на своё одиночество. Я виноват в нём не более, чем виноват в оттенке моих волос. Сержусь я на своих родителей. Я всегда чувствовал себя их прихотью, их правом. Создать человека – что может быть проще? А уж как он будет жить – не наша забота…
Сумка. Мои вещи. Зачем мне вещи? Они чужды мне. Даже они нашли смысл жизни – они есть для того, чтобы помочь мне. А кому помогу я?
Он
Этот непримечательный момент был, на самом деле, очень важен для Эн. Это был большой момент. Опасный момент. Такой опасный момент бывает у всех нас – именно в такие моменты близкие и друзья нужны больше всего. У таких же, как Эн, была свобода – самая свободная свобода из всех. Свобода повиноваться импульсу.
В одну секунду что-то изменилось в его глазах, его движениях.
Я
Свобода. Свобода. Это слово, которое влечёт нас больше славы, больше любви. Мы никогда не думаем, что такое свобода.
Свобода противоречит любви – самой простой и традиционной нашей нужде. Любовь подразумевает оковы. Сладостные, но оковы. У меня их нет. Я – такой же свободный, как листок на ветру.
Я хочу закрыть глаза и шагнуть вперёд, не зная, что меня ждёт впереди.
Он
Не зная ни погоды на улице, ни температуры, Эн вышел из дома. Ни ледяной воздух, ни кромешная тьма не остановили его решительности. Он направился туда, куда ещё никогда не шёл – вперёд.
Я
Листья. Асфальт. Силуэт ГЭС. Грязь. Окурки. Фонари, которые погасли в тот же день, что их возвели. Я не свободен, они – мои оковы.
Он
Не щадя своих ног, Эн двигался вперёд. На его ушах болтались измученные наушники. Эн шёл вперёд с целеустремлённостью атлета, который уже предвкушал финишную прямую.
Я
Это первый раз, когда я вижу то, что хочу видеть. За свои тридцать лет я никогда не поднимал глаз, потому что знал, что увижу. Листья. Асфальт. Силуэт ГЭС. Грязь. Окурки. Фонари, которые погасли в тот же день, что их возвели.
Хватит.
Он
Эн не знал, сколько шёл вперёд. Он забыл дома страх, забыл оковы, которые не дают взрослому человеку отправиться в бесцельный поход посреди ночи. Когда Эн остановился, он оказался в другой стране. Воздух был живее. Больше никакого силуэта ГЭС, которая была его несменным спутником все эти годы.
Каждое дерево казалось полузабытым другом. Он сел на землю и заплакал. Он был один, и не мог позволить себе роскошь гордости. Он был уверен, что рано или поздно земля исчезнет из-под его ног, и он рухнет вниз. Но этого не произошло. Он закрыл глаза и сошёл с дороги. Финишная прямая исчезла из виду. Он набрёл на другой путь – путь, который казался невозможным.
Я никогда не вернусь.