Этот год начался откровенно плохо. Об этом я не преминул упомянуть при любом удобном случае. Родственники при смерти, уходят из жизни не менее дорогие питомцы, все планы идут наперекосяк и калечат настроение. Чёрная полоса – возможно. Но у кого-то никакой другой полосы и не было. И, к сожалению, о таких людях я знаю не понаслышке. И это моё знание давит на меня весом ответственности, который я не знаю, как с себя снять.

Почти все, если не все, мои знакомства – по сети. Я не вижу в этом ничего зазорного – такой уж я человек. Со всеми я стараюсь держать дружеские, но отстранённые отношения – я не интересуюсь личными делами каждого и не лезу в их жизнь. У меня нет никакого интереса в этом. Я уважаю людей за их поведение, взгляды и интересы. Но иногда личная жизнь просачивается так или иначе.

Один из таких знакомых – человек на десять лет меня старше. Он живёт далеко, прямёхонько рядом с местом боевых действий, развязанных сами знаете какой страной. Всю жизнь он балансировал между бедностью и нищенством. Его отец был алкоголиком, а мать – лицемеркой с притворной любовью. Он работал на заводах и других не очень приятных местах, выработал острую интроверсию и запирался дома в любой момент. За всю жизнь у него не было ни одного близкого человека. В последние годы появились многочисленные болезни.

О том, как тяжело, он пишет давно. Даже когда не хочет. Я пытался помочь советом, несвойственным мне оптимизмом, и делом. Я советовал увлечения и отвлечения. Всё – мимо. Он согласился пойти к психологу, но я не могу найти оного, будучи в другой стране, а все знакомые в городе товарища не жили.

Недавно он признался, что подождёт ещё три года и, если ничего не изменит, покончит с собой. Мои слабые попытки вразумить его ни к чему не привели. Надежд, что это позёрство, тоже мало.

Забавно, как мы любим сами играться с идеей суицида, но никогда не желаем его другим. Лично я сам совершенно понимаю его, и при такой жизни сам бы, наверное, давно из неё ушёл. Но все внутренние механизмы запрещают мне говорить что-то такое, и я, будто лицемер, говорю всё то, во что не верю. Я не хочу быть тем, кто не смог помочь и отговорить, хоть это и значит, что я обрекаю его на мучительное и бессмысленное существование. Я защищаю его или свою совесть? Сердцем я говорю одно, а умом думаю совсем другое.

Человек редко хочет себе помочь. Легче помочь другим. Меня больше всего пугают не мои болезни, а того, кто мне близок. И бессилие – самое страшное.

Таких людей, как мой товарищ – миллионы. Но я не знаю, что делать.